«Цель высшая моя, чтоб наказанье преступленью стало равным»(с)
За окном поочередно пролетали мимо картинки счастливой и незадачливой сельской жизни, смешанных лесов, холмистых полей и полупересохших рек, где вопреки известной песне человеку дышать ну никак не было возможно.
Стук колес раздражал - стыки рельсов были раздолбаны еще при Леониде Бровастом, да так и не доходили до них руки ни городского начальства, ни простого русского пьяного рабочего-путейца.
Проводник с чаем отсутствовал по простейшей причине - он был один на четыре общих вагона (в которых, надо сказать, титаны и предусмотрены-то не были), отправляющихся из маленького райцентра одной области в маленький райцентр другой области, другой страны - окраины бывшей империи.
Раздражение дорогой дополнялось смешанными запахами соседей-попутчиков, где доминантная нотка чеснока была едва заметна в ароматах свежего навоза и несвежего утреннего дыхания пролетариата.
В целом путешествие для Игоря Евгеньевича (Игоряныча, как величал его шеф) было необходимой отдушиной и эдаким жизненным полюсом, точкой принятия решения, возможно одного из самых тяжелых решений в его жизни, но сулящее, при удачном исходе, несметные блага земные.
Конечной точкой путешествия Игоря был маленький городок (в семидесятых годах минувшего века - городок, а ныне - полустанок с пятьюдесятью дворами), где прошло его детство у бабки с дедом и где он, будучи молодым человеком шестнадцати лет от роду "потерял невинность" на колхозном сеновале с местной дояркой-хохотушкой, охочей до молодого тела.
Чем ближе подходил поезд к нужной станции, тем спокойней становился Игорь, меньше раздражался на посторонние запахи, виды и собственные нелёгкие мысли. Шум и сутолока большого города растворялись в спокойных пейзажах глубинки.
Ничего удивительного - места твоего детства и должны успокаивать, вселять уверенность в завтрашнем дне, собственных силах и неизменности всего сущего. Хотя, по правде говоря, непонятно что именно толкнуло Игоря на эту поездку. Веление свыше, не иначе.
Поезд прибыл. Стоянка - минута, но этого оказалось больше, чем достаточно, так как кроме Игоря в этот медвежий уголок не стремился никто. Он легко спрыгнул на мелкий гравий, насыпанный вдоль рельсов и, придерживая ремень спортивной сумки рукой, зашагал в сторону высившейся метрах в двухстах от станции силосной башни. Невдалеке от башни находился их "фамильный особняк" - заброшенный дом его предков. Недвижимость в этом селе оправдывала своё самоназвание - её невозможно было ни продать, ни вывезти, поэтому после смерти стариков отец Игоря приехал только раз - заколотить досками окна и двери и поставить оградку на могилке деда с бабкой, которые прожили жизнь как в сказке - быстро, не успев ничего хорошего в ней увидеть, да и умерли в один день.
Игорь не торопился: шел по пыльной сельской дорожке, вдыхая сухой летний воздух, и настраивался на приятие того самого чувства, которые многие называют «ностальгией». Никаких «а вот здесь мы первый раз покурили» - только то, что необходимо ему сегодня, воспоминание о его первой любви. Он и шел не к самому дому (да и что на него смотреть, эка невидаль), а забирая правее, туда, где за башней остался полуразвалившийся склад МТС с сеновалом на чердаке.
И уже на сеновале Игорь позволил себе предаться воспоминаниям полностью.
ЭТО ведь точно случилось именно здесь - у широкого чердачного окна, где они сидели, обнявшись с… Мариной?... Да, точно - Мариной. Ей было лет двадцать пять, но по меркам его тогдашнего - ну чистая старуха! Он сейчас как раз Маринкин ровесник, ну может на пару лет всего постарше.
И, как и тогда, сегодня прямо под окном - стог сена, точнее копна, на такую же они вместе спрыгнули тогда, уже под утро.
Игорю что-то мешало, что-то неприятно холодило позвоночник, но он старался не отвлекаться по мелочам и, очистив пол рядом с окном от соломы, сел, свесив ноги наружу.
Здесь было так спокойно и так по-домашнему уютно, что даже на миг захотелось ему плюнуть на маячившую перспективу директора филиала, и на шефа-пидора и уехать в этот забытый Богом уголок, тем более что и денег вроде бы уже хватало, и желание появилось.
Но Игорь приехал не сопли распускать, а тщательно взвесить все «за» и «против» будущего своего сложного поступка! В конце концов, а кто узнает?! Ну и что, что назначили директором филиала – значит заслужил! А то, что с директором часто совещался – обсуждал проблемы развития региона. И вообще – кому какое дело до его личной жизни? Да и не узнает никто в том регионе, куда он отправиться на следующий же день после утверждения его на совете директоров.
«Ведь не глупые люди же придумали «один раз не педераст» - значит, если тебя ставят в зависимость, можно и подыграть, будет как в войну – разведчик» - уже приняв решение, Игорь ощутил как тяжесть выбора, давившая на его плечи который день к ряду отпустила.
Он довольно засмеялся, представив все открывавшиеся перед ним перспективы и блага цивилизации отныне.
- И присно, и вовеки веков, аминь! – захохотав, Игорь прокричал вслух последнюю фразу. В подтверждение услышал раскат далёкого грома, что только улучшило его и без того отличное настроение. – Ну, что ж, пора домой. Засиделся я что-то, - Игорь встал, до копны было не более трех метров, детская высота, и шагнул из окна в стог.
Кол, на который копнили сено, слегка прикрытый свежепросохшей травой, вошел в зад Игорянычу легко и свободно, а благодаря скорости приземления последнего – вышел в районе левой ключицы, придавив нижнюю челюсть и не дав вырваться из уст Игоря последнему в этой жизни крику. Напоследок, уже угасающим сознанием Игорь уловил то ли мысль, то ли возглас, а может это гром пробормотал невнятное:
- Всех пидоров – на кол! - Так начинался апокалипсис для всех пидоров на этой земле…
|
☰ меню
