'Гитлер посещает психиатрическую лечебницу. Пациенты и персонал выстраиваются, чтобы его встретить. Больные выбрасывают руку в нацистском приветствии. Гитлер идет вдоль шеренги, и видит санитара, который не поднял руки. 'Что такое?', - рявкнул он. И слышит в ответ: 'Мой фюрер, я же не сумасшедший'.
Анекдот, может быть, и не гениальный, но, как утверждает автор книги, в первые годы после прихода нацистов к власти его - как и множество других шуток о Гитлере и его приспешниках - люди пересказывали безбоязненно.
К концу войны, однако, за рассказанный анекдот можно было поплатиться жизнью. Так, в 1944 г. работница одного из берлинских заводов - в книге ее называют Марианна-Элиза К. - была осуждена за подрыв боевого духа 'клеветническими высказываниями' и казнена . Вот ее преступление:
'Гитлер и Геринг стоят на верхней площадке берлинской радиобашни. Гитлер говорит: хочу как-то приободрить берлинцев. 'А ты просто прыгни вниз', - предлагает Геринг'.
Кто-то из коллег по работе услышал, как она рассказывает этот анекдот, и донес властям
Цель автора книги, немецкого кинорежиссера и сценариста Рудольфа Херцога (Rudolph Herzog), была не в том, чтобы развлечь читателя. Он хотел по-новому взглянуть на нацистскую эпоху, полагая, что анекдоты
наглядно свидетельствуют о настроениях людей в те времена.
'В анекдотах отражается то, что действительно волнует, смешит или возмущает людей. Они позволяют взглянуть на Третий Рейх изнутри с той непосредственностью, которой редко добьешься, анализируя другие тексты, - рассказывает тридцатитрехлетний Херцог; его книга 'Хайль Гитлер! Свинья сдохла' ("Heil Hitler, The Pig is Dead") - название заимствовано из очередного анекдота про Гитлера - появится на прилавках в сентябре. - Политические анекдоты
были не формой активного сопротивления, а предохранительным клапаном, через который выходил накопившийся народный гнева. Их рассказывали в пивных, на улицах - смеясь, люди 'выпускали пар'. Это устраивало нацистский режим, начисто лишенный чувства юмора'
Выпуская пар
Многих немцев возмущало, что высокие посты в госаппарате и промышленности достаются нацистским бонзам, но они не бунтовали. Они просто сочиняли анекдоты
:
'Высокопоставленный нацист приезжает на завод. Он спрашивает директора, остались ли среди рабочих социал-демократы.
'Да, 80%', - отвечает тот.
'А члены католической Партии центра у вас есть?'. '20% рабочих', - говорит директор.
'Так что же, у вас нет ни одного национал-социалиста?'
'Есть. Мы все теперь нацисты!'
Немало анекдотов породило мелкое тщеславие нацистских бонз:
'Геринг прикрепляет на грудь, увешанную орденами, стрелку с надписью: 'Продолжение см. на обороте''.
Такие анекдоты
, по словам Херцога, были в общем безобидными - их нельзя считать свидетельством оппозиции нацистскому режиму. Для контраста он приводит образчики 'юмора висельников', выражавшего отчаянье немецких евреев, ощущавших, что с каждым днем удавка у них на горле затягивается все туже:
'Двух евреев ведут расстреливать. Неожиданно расстрел им заменяют казнью через повешенье. Один еврей говорит другому: 'Таки у них уже и патронов не хватает''.
В таких еврейских анекдотах отражалось стремление подбодрить друг друга, несгибаемая воля к жизни. 'Даже в самом 'черном' еврейском юморе содержится вызов, рассказчик словно хочет сказать: Я смеюсь, значит я еще жив', - поясняет Херцог.
В своей книге, основанной на литературе той эпохи, дневниковых записях и двух десятках интервью с людьми, жившими в Третьем Рейхе, он приходит к ряду неутешительных выводов: уже на раннем этапе немцы вполне осознавали зверскую природу правящего режима. Страной не овладел 'злой дух', утверждает он, да и искусная нацистская пропаганда не смогла 'загипнотизировать' немцев. Находясь под гипнозом, люди не сочиняют анекдотов.
Гитлер не сумел 'загипнотизировать' немцев
'Смеясь над Гитлером, вы отрицаете те метафизические, демонические способности, которые ему приписывали послевоенные апологеты', - отмечает Херцог. Тем невероятнее, по его словам, выглядит тот факт, что 'пустопорожнее балаганное фиглярство нацистов' обернулась Холокостом. 'Немцев ни в коей мере нельзя считать беспомощными жертвами нацистской пропаганды. Многие отлично сознавали, что за игры ведут с ними Геббельс и его присные. И тем не менее всего за несколько лет страна с головой погрузилась в омут чудовищных преступлений'.
Вот анекдот о концлагере Дахау, который начал действовать уже в 1933 г. Он свидетельствует: люди с самого начала знали, что за попытку высказать независимое мнение можно угодить за решетку.
'Встречаются двое. 'Рад, что вы снова на свободе! Как там было, в концлагере?'
'Превосходно! Завтрак в постель, кофе и какао на выбор, обед из трех блюд. После обеда мы занимались спортом, потом пили кофе с пирожными. Затем короткий 'тихий час', а после ужина кино'.
Собеседник поражен: 'Действительно здорово! Я тут недавно встретил Майера - он там тоже побывал. Так он совсем другое рассказывал'.
Бывший заключенный грустно кивает: 'Ну да, потому-то его опять арестовали'.
Ломая табу
Книга Херцога - лишь один из примеров фундаментального сдвига в отношении немцев к нацистской эпохе, наметившегося в последние годы. Люди 'военного поколения' уходят в небытие, а их дети и внуки смотрят на прошлое более отстраненно - в результате многие прежние табу ломаются.
В 2004 г. в Германии вышел фильм 'Падение' - о последних днях Гитлера в бункере под Рейхсканцелярией, где диктатор изображен с 'человеческой стороны'. А в этом году на берлинских улицах вновь появились флаги со свастикой - снималась первая немецкая комедия о Гитлере; еще несколько лет назад такое было бы немыслимо.
'Каждое новое поколение немцев по-своему смотрит на прошлое, - объясняет Херцог. - Прежние табу исчезают. Теперь мы уже видим в этом режиме и нечто смешное - но это не значит, что мы забыли о том, сколько зла он причинил. Те события - еще слишком недавнее прошлое'.
После прихода нацистов к власти произошла быстрая милитаризация немецкого общества. Создавались новые организации - каждая со своей униформой. Тут же появился популярный анекдот: скоро армию переоденут в гражданское, чтобы хоть как-то отличать военных от остальных.
Многие находили нацистское приветствие нелепым. Директор цирка из города Падерборн на западе Германии - истовый социал-демократ и противник нацистов - научил своих шимпанзе вскидывать руку при виде любого человека в форме: таким образом они стали приветствовать даже почтальона.
Дело закончилось для него порицанием и официальным уведомлением: подобная жестикуляция обезьянам запрещается под угрозой 'усыпления'.
А вот еще один анекдот - иллюстрация из жизни нацистской Германии:
'Мой отец состоит в СА, старший брат в СС, младший - в 'Гитлерюгенде', мать - в NS (Национал-социалистическом женском союзе), а я сама - член BDM (Союза немецких девушек)'.
'Вы, наверно, редко видитесь, раз вы так заняты?'- спрашивает подруга.
'Ну, почему же, раз в год мы все встречаемся на партийном съезде в Нюрнберге!'
В 1933-1934 нацисты приняли специальные законы, запрещающие критические высказывания в адрес правящего режима. Впрочем, судебные процессы по таким обвинениям обычно заканчивались предупреждением и штрафом - к тому же, если виновный сказал что-то крамольное спьяну, это рассматривалось как смягчающее обстоятельство. Еврейские анекдоты
, естественно, поощрялись - и в 1930-е годы они расцвели пышным цветом, свидетельствуя о распространении антисемитизма в немецком обществе.
От гордости к сарказму
Ремилитаризация и экономический бум 1930-х гг., а также первые победы Гитлера породили в стране волну национальной гордости.
'Почему небо потемнело? В нем так много самолетов, что птицам приходится передвигаться пешком'.
После поражения в Первой мировой войне, экономического кризиса и политических потрясений 1920-х гг. многие немцы ставили Гитлеру в заслугу то, что он восстановил престиж страны.
В военные годы режим приветствовал создание кинокомедий и безобидные эстрадные представления - это должно было поднять настроение солдат и отвлечь гражданское население от тягот войны. Не обошлось и без анекдотов о небоеспособности итальянской армии. Вот пример:
'В германский генеральный штаб приходит известие, что фашистская Италия вступила в войну.
Один генерал говорит: 'Нам понадобиться 10 дивизий, чтобы ее разбить!'
'Муссолини будет воевать на нашей стороне', - поясняет другой.
'Это хуже - тогда нам понадобится 20 дивизий, чтобы его спасти'.
Когда стало очевидно, что Германия проигрывает войну, а союзные бомбардировки превратили в руины немецкие города, оптимизм сменился горьким сарказмом:
'Один немец спрашивает другого: 'Чем займешься после войны?'. 'Возьму наконец отпуск и отправлюсь в путешествие по Великой Германии'. 'Ну, с утра понятно. А после обеда что будешь делать?''.
Впрочем, рассказывать подобные анекдоты
было небезопасно. 'Пораженческие настроения' стали уголовным преступлением - за него полагалась смертная казнь, и шутка могла стоить вам жизни. 'После поражения под Сталинградом и первых массированных бомбардировок германских городов союзной авиацией политическая сатира превратилась в 'черный юмор', дурачество уступило место откровенному сарказму', - отмечает Херцог.
Немецкий юмор так и не смог полностью оправиться после нацистской эпохи. 'Так, еврейский юмор отличался резкостью и задиристостью - сегодня нам этого не хватает, как и целого ряда других элементов еврейской культуры', - утверждает Херцог.
|
☰ меню
0
